Спойлер Жорж Бизе: Жорж-неудачник Жорж Бизе вошёл в дом и замер: в нём почти не осталось мебели, были распроданы даже ковры и домашняя утварь. Болезнь матери вползла в дом и привела с собой печаль, уныние и нищету. Отец, седой и бледный, с трясущимися руками вышёл к нему навстречу: «Мальчик мой, ты приехал, хвала Господу. Иди к ней, она ждет только тебя. Совсем плоха, совсем»... В комнате матери было темно, лишь около постели горели две свечи. Мария Рейтер, сиделка, вскочила и протянула руки к Жоржу: «Наконец-то! Как она будет рада». Бизе присел на кровать и взял едва теплую руку: «Мама, здравствуй». Она не сразу открыла глаза. А когда узнала сына, взгляд её наполнился нежностью, а потом блеснул привычной суровостью. «Не успела, — прохрипела она тихо. — Я не успела увидеть твой триумф. Но помни, что ты, Александр Сезар Леопольд, назван в честь трех великих полководцев, — она закашлялась, и Мария Рейтер поднесла ей стакан воды. — И ты с рождения отмечен Богом. Ты будешь великим, потому что ты — гений, и ты — мой сын, — рука её потянулась к его кудрям, как в детстве. — Я отдала тебе жизнь и отдала бы ещё что-нибудь, если бы у меня хоть что-то осталось». Рука упала в подушки, тело обмякло, дыхание сделалось едва слышным. Жорж умоляюще вскрикнул... Прерванное детство «Жорж, а ну поди сюда, негодный мальчишка!» — этого окрика он ждал и боялся. Ему снова не удалось улизнуть из консерватории. Мать приводила его утром и забирала после занятий на виду у всех учащихся, многие из которых были вдвое старше Бизе. Ведь он поступил сюда в десять лет, а среди учеников было немало тех, кто завидовал и дразнил его маменькиным сынком. «Я не позволю тебе растрачивать свой талант», — мать схватила его за руку и повела домой. Он знал, что будет дальше: его накормят, а потом закроют в комнате, и он будет играть на пианино до тех пор, пока не заснет от усталости. Он был не против занятий. Ему было интересно и с отцом, учителем пения, и с матерью, профессиональной пианисткой, и с педагогами в консерватории, но, как любой мальчишка, он хотел бегать по улицам, швыряться камнями, таскать за хвост кошек и дергать девочек за косички. В четыре года мальчик уже знал ноты и умел играть на фортепьяно, а за две недели до того, как ему исполнилось десять, поступил в Парижскую консерваторию. Детство закончилось, едва успев начаться. В тринадцать лет Жорж начал сочинять музыку — вальсы, песни и даже небольшую комическую оперу «Дом доктора». Для матери он был гений — тот, кто прославит себя и её. Жорж сопротивлялся ей и в то же время понимал: её упрямство и его талант дают результаты. Самому не хватило бы терпения и усидчивости. И вообще, ему больше нравилась литература. При первой же возможности он брал в руки книгу и уединялся. «Ты вырос в музыкальной семье, — говорила мать, когда заставала его за чтением, — и будешь музыкантом, а не литератором. Выдающимся!» Ребёнком он не обращал внимания на эти слова. Его учитель Галеви создал в классе потрясающую атмосферу, и учиться было легко. Жорж схватывал всё на лету, сочинял быстро и уверенно. Ему давали премии, хвалили, и это было приятно. О величии он и не помышлял. В девятнадцать Бизе закончил консерваторию и стал самым молодым лауреатом, получившим Большую Римскую премию, — за кантату «Кловис и Клотильда». Вечный город, в котором Жорж учился, совершенно неожиданно стал для него источником вдохновения, творческих исканий и любви. Юноша был абсолютно свободен от наставлений матери. Иногда она писала ему письма о том, что его ждёт слава. Он отвечал: слава — ничто. Добыть бы денег! Хотя бы сто тысяч франков. Перестать делать черную работу и давать уроки. Начать жизнь рантье, и тогда можно сочинять всё, что угодно. Где взять деньги?.. «Эй, похоже, ты ей нравишься», — подтолкнул Жоржа в бок приятель, с которым они шли по улице. Бизе покраснел. Полноватый и близорукий, с кудрями, завивавшимися так туго, что их сложно было расчесать, он вовсе не считал себя привлекательным для женщин. Говорил он всегда быстро и немного сбивчиво и был уверен, что такая манера изъяснения женщинам вовсе непонятна. И ещё у него постоянно потели руки, чего он тоже страшно стеснялся. «Ну, повернись же к ней!» — Жорж повернулся и увидел молодую девушку с корзинкой фруктов. Смешливую и кокетливую. «Ой, какой неуклюжий, — подтрунивала она над ним, когда они познакомились. — Такой смешной!» Он и правда был неловким и чувствовал себя прескверно. Особенно, когда Джузеппа обнимала его и запускала руку ему в кудри. «Поедешь со мной в Париж? — спрашивал он, опьяненный счастьем. — Я не богат, но заработать денег — это так просто. Две удачные комические оперы, и мы будем жить как короли». Письмо о болезни матери застало его врасплох. Везти в Париж Джузеппу сейчас не имело смысла. Он уезжал, заручившись её обещанием приехать, как только его матери станет лучше. Отец горевал в одной комнате, Жорж в другой. Нужны были деньги, чтобы бороться с болезнью и нищетой. Но где их взять? Ах, если бы Жорж сейчас смог написать гениальное произведение, которое принесло бы ему много денег. Он нанял бы лучших докторов, выкупил всё заложенное имущество, перевез Джузеппу из Рима в Париж и зажил бы прекрасной жизнью. Но на это нужно время, а его нет. «Счета, мсье, — Мария Рейтер положила ему на стол стопку бумаг, — что делать? Продать что-нибудь ещё?» — «Не надо, — очнулся Жорж, — я найду деньги». Антуан Шудан, владелец одного из самых известных парижских издательств, скрывая удивление, рассматривал человека, сидевшего напротив него. Неужели и вправду этот молодой робкий человек — лауреат престижной Римской премии, молодой гений? Делать на него ставку или нет? Сколько денег он может ему принести? «Вы полагаете, кого-то могут заинтересовать ваши сочинения?» — спросил он. — «О да, мьсе! Я готов писать всё, что угодно, хотя больше всего меня интересует музыкальный театр. Драма человеческих страстей, если мне позволено будет сказать». — «Это замечательно, но для начала вам нужно сделать имя, мой дорогой. Как, по-вашему, я буду продавать произведения никому не известного автора?» Бизе вспыхнул, стал мять в руках перчатки. «Мсье, дайте мне шанс». — «Я могу вам дать возможность заработать, — милостиво сказал Шудан, — сделайте переложения для фортепиано опер известных сочинителей, скажем, Шарля Гуно или „Герострата“ Эрнеста Рейе. Получите наличными». Дни и ночи напролет Бизе корпел над чужими партитурами. Одни произведения ему нравились, и он делал переложения быстро. Другие изматывали, и он скрипел зубами, то и дело вскакивал и ходил по комнате, чтобы потом снова заставить себя сесть и продолжить писать. Он исправно получал деньги, но их всё время не хватало. Каждый день кто-нибудь хотел от него уплаты по счетам. «Пиши симфонию, — словно в бреду повторяла мать, — как только ты это сделаешь, слава найдет тебя». Но на симфонию у него не было времени. Первую он написал в семнадцать лет, для следующей у него пока не было сил. Бизе работал как каторжный, в перерывах пытаясь писать что-то своё. Он начинал и бросал, уверенный, что получается плохо. Черновики множились, и, несмотря на его упорный труд, с каждым днём росли долги. Мать умерла через год после его приезда. Спасти её он не смог. Теперь надо было спасать себя и пожилого отца. Музыкальный театр манил его. Он старался ходить на все премьеры, знакомился с выдающимися музыкантами и актёрами своего времени. Но всё, что он писал, не находило одобрения. Комическая опера «Дон Прокопио» не была оценена. Ряд оркестровых пьес, которые позже войдут в цикл «Воспоминание о Риме», — тоже. Друзья советовали ему продолжить карьеру пианиста, но он хотел сочинять музыку и был уверен, что выбранный путь приведет его к успеху. Оставалось только работать, ждать и терпеть нужду. В 1863 году состоялась премьера оперы «Ловцы жемчуга». Критика отметила естественность и красоту вокальных партий, множество выразительных моментов в партитуре — вот, пожалуй, и всё. Опера прошла на сцене 18 раз и была снята с репертуара. Всё вернулось: бессонные ночи, чужие партитуры, уроки музыки. О Джузеппе Жорж почти забыл — привозить её в нищий дом было бессмысленно. Друзьям в Рим он писал: «Я работаю как негр, я истощен, буквально разрываюсь на части. Я обалдел, заканчивая четырёхручное переложение оперы. Что за работа! Только что закончил романсы для нового издателя. Боюсь, что получилось посредственно, но нужны деньги. Деньги, вечно деньги — к чёрту»... От нервного истощения спасали обливания холодной водой, прогулки по городу и посещение театров. Отец тем временем женился второй раз. «Сынок, тебе нужна женщина. Ты успокоишься, начнёшь жить размеренной жизнью, перестанешь загонять себя в угол. Хватит быть одному!» От мысли создать свою семью Бизе становилось ещё хуже. Расходы увеличатся вдвое, появятся дети, и он совсем перестанет спать. Тогда он вообще не сможет сочинять и будет думать о деньгах двадцать четыре часа в сутки. Страсть и презрение ...В поезде пахло кофе, дамскими духами и паровозным дымом. Жорж занял своё место и, как ему показалось, стал смотреть в окно. «Что вы уставились на меня, мьсе?» — спросила дама, сидящая напротив, и Бизе понял, что смотрит на неё неотрывно уже давно. «Простите», — смущённо опустил он глаза и тут же поднял их вновь. Её голос, низкий, бархатистый, с приятной хрипотцой, показался ему знакомым. «Нас представляли друг другу?» — спросил он. — «Если мне не изменяет память — нет». Она закинула ногу на ногу, приоткрыв щиколотку, и закурила трубку, глядя ему в глаза. Жорж потерял дар речи. Перед ним была сама Могадор. Она же оперная дива мадам Лионель, писательница Селеста Венар, графиня де Шабрийан. Стоило ли удивляться её прямоте и открытости? Юность она провела в притонах, потом стала танцовщицей, а когда судьба свела её с Альфредом де Мюссе, увлеклась литературой и стала описывать то, что знала о жизни, в романах. Её книги не залеживались на полках. О них старались не говорить в приличных домах, но о существовании этой женщины знал каждый парижанин. Дамы втайне мечтали подражать её смелости, мужчины вожделели раскованную красотку, говорившую о тех вещах, о которых их жены боялись даже думать. Во время встречи с Бизе прелестная Могадор была уже вдовой графа де Шабрийана и владелицей музыкального театра, где главные партии пела она сама. «Итак, я выхожу в Везине. Еду смотреть, как строят мою виллу „Лионель“. А вы?» — «Я тоже, мадам. Рядом дом моего отца. Вы позволите вас проводить?» Впервые за долгое время сердце Бизе учащенно забилось. Эта женщина была мечтой многих. Мог ли он думать, что она будет благосклонна к нему? Ему двадцать восемь, ей сорок два. Что их может связывать? «Заходите ко мне на чашку чая, — проговорила Могадор, когда они дошли до её дома. — Расскажете о себе и своей музыке. Мне это более чем интересно». В первый же вечер Бизе оказался в её постели. Все его невзгоды и горести утонули в непритворной страсти этой женщины. В открытое окно залетал тёплый ветер, раскачивал тяжёлые занавески и норовил задуть горящую свечу, едва освещавшую ложе, на котором, обнимая роскошную женщину, спал влюбленный композитор. «Любимая!» — «Подите вон, вы мне надоели». Жорж не знал, куда деваться. Перепады настроения Могадор ввергали его в отчаяние. То она была нежной и страстной, то умной и дерзкой, то невыносимо колючей и неприятной. «Уходите! Убирайтесь! — швыряла она вышитые бархатные подушки. — И не смейте признаваться мне в своей любви! Меня вообще не интересуют такие мужчины, как вы — преданные, робкие и послушные. Я говорила вам об этом сотню раз. Найдите себе домохозяйку и отвяжитесь от меня». — «Дорогая, поставили мою оперу „Пертская красавица“! У нас будут деньги, много денег! Будьте моей женой!» — «Идите к чёрту!» В порыве гнева просыпались все дурные привычки Могадор. Она употребляла слова, которые употребляли на самых грязных улицах Парижа. Бизе с его тонким вкусом и ранимой душой страдал и готов был провалиться сквозь землю. Могадор старела. Её преследовали финансовые неурядицы, ей не удавались задуманные проекты, и он ничем не мог ей помочь. Его доходы по-прежнему едва позволяли оплачивать счета, а его любовь была ей ни к чему. Она предпочитала холодных мужчин, чье внимание нужно было завоевывать. Расстаться с этой женщиной Бизе был не в силах. Каждый день он просыпался и засыпал с мыслью о ней. «Чёрт побери, вы уйдете или нет? Как вам объяснить, что вы мне не нужны?!» — кричала она. А потом схватила ушат с холодной водой и окатила Жоржа с головы до ног. Послышался смех прислуги. Униженный Бизе вышел на улицу, где тихо кружился первый снег. Обещать — не значит жениться Врачи поставили диагноз — гнойный тонзиллит. Для человека, всю жизнь страдавшего простудами и ангинами, он сильно рисковал, возвращаясь в тот злополучный день пешком. Бизе работал лёжа, почти не мог говорить и милостиво принимал ухаживания верной Марии Рейтер. Но его физические страдания не шли ни в какое сравнение с душевными. Могадор, страстная, резкая, бескомпромиссная, приходила к нему в снах, смеялась над ним. Опера «Пертская красавица» не имела успеха. Денег снова не было. Бизе почти не верил в себя. Он начинал работу и откладывал её. Болезнь не заканчивалась, нищета не проходила. Весной 1869 года Жорж Бизе, ещё слабый после болезни, вышел на прогулку вдоль набережной Сены. По улицам проносились экипажи, разбрызгивая грязь, торговки расхваливали на разные голоса нехитрый товар. Зацветали тюльпаны. В воздухе пахло чем-то новым и неизведанным. Жорж прошёл мимо дома своего учителя Галеви, умершего семь лет назад, и его охватило желание зайти туда, где ему было хорошо и спокойно. «Не узнаете меня, мсье? — спросила вышедшая ему навстречу девушка. — Как не стыдно! А ведь вы обещали взять меня замуж». Бизе вспомнил эпизод, как совсем юношей пришел к своему учителю и столкнулся там с девочкой. Она капризничала, и её отец сказал: «Будешь так себя вести, Женевьева, никто не возьмет тебя замуж. А уж тем более такой талантливый человек, как Жорж Бизе». Та затихла, подбежала к Бизе и вцепилась в полы его сюртука: «Ах, мьсе, скажите, что женитесь на мне непременно!» Ничего не оставалось делать, как ответить «да». Их роман не был стремительным. Бизе искал повода, чтобы зайти. Наконец, он сделал ей предложение. Когда на городской башне пробили часы, он взял за руку невесту и сказал: «Это начало моей новой жизни». Казалось, в его многострадальную жизнь наконец заглянуло солнце. Женевьева взяла на себя домашние хлопоты, и сократила траты, окружив Бизе такой нежностью и заботой, чтобы он снова смог работать. ...Скандал разгорелся с самого утра. «Снова уходишь?» — Женевьева была в гневе. — «Я должен зарабатывать, ты же знаешь». — «Сколько можно заниматься поденщиной? Я не хочу так жить, ты неудачник!» Она захлопнула дверь, и Бизе остался один на один со своим отражением в зеркале. Да, он неудачник. Счастье, что его мать не дожила до этих времен. Каким бы для неё это было ударом! Урок в тот день отменился, заболел ученик, и Бизе пришёл домой раньше положенного срока. Единственным его желанием было сесть и начать писать, ведь у него есть заказ — комическая опера «Джамиле». В столовой слышались голоса. Его жена смеялась, ей вторил мужской баритон. Голос был удивительно знакомым. Бизе приоткрыл дверь и остолбенел. Его жена лежала на софе в одном пеньюаре, а рядом на коленях Эли Делаборд, композитор и преподаватель Парижской консерватории, давний знакомый, в последнее время зачастивший в гости. Весёлый, поверхностный, ничем и никогда не увлекавшийся всерьёз. А Жорж-то, глупый, радовался, что у его жены гость, способный её развлечь! Могадор была неправа. И с домохозяйкой он не может быть счастлив. Он неудачник. В 1871 году комическая опера «Джамиле» была завершена, через год он написал «Арлезианки», обе они были поставлены на сцене и шли с большим успехом. Это был подарок судьбы. Но ещё больший подарок ему сделала Женевьева, произведя на свет сына Жана. «Кармен» Делаборд из друга семьи стал проклятием. Где бы ни появилась чета Бизе, он всегда был рядом. Над Жоржем посмеивались, а он чувствовал себя беспомощным. Что делать, если он не может дать своей жене то, чего она хочет, — времени, внимания, любви. Ему надо работать, впереди ещё одна серьёзная опера. «Кармен». Уж она-то произведёт фурор! Прототипом главной героини будет Могадор с её страстностью. Музыка, которая выходила из-под его пера, не давала Бизе спать. И вот, наконец, премьера. Зал Парижской оперы полон, дамы и кавалеры в шикарных нарядах занимают места. Бизе, стоя за кулисами, холодел от страха. «Кармен» не может стать ещё одним провалом, нет, Господи! Закончился первый акт. Холодный приём, жидкие хлопки. Постановка оказалась весьма посредственной. Музыку никто не оценил. Женевьева не выдержала и покинула зал. На улице её ждал Делаборд. Бизе был раздавлен, уничтожен, убит. Зализывать раны он уехал в поместье своей жены Буживаль. Женевьева отправилась с ним. На прогулке они встретили Делаборда. «И вы здесь, мсье? — с горечью хохотнул Бизе. — Тогда давайте поплаваем. Наперегонки!» И бросился в холодную воду Сены. Наутро композитор свалился с лихорадкой. Он стал глохнуть, немели руки и ноги. Днём у него случился сердечный приступ. Он то приходил в сознание, то бредил. Наконец, позвал Делаборда. «Нам нечего больше делить, — сказал Бизе, не открывая глаз. — Вы заняли моё место в Парижской консерватории. Стали любовником моей жены. Займите же и место мужа. Позаботьтесь о Женевьеве и моём сыне». Умер Жорж Бизе на 37-м году жизни, не дожив меньше четырёх месяцев до феерического успеха «Кармен» в Венской опере. Через год после неудачной первой постановки оперу с триумфом поставят почти на всех крупных сценических площадках Европы. В 1878 году Петр Ильич Чайковский напишет: «Я убеждён: лет через десять „Кармен“ станет самой популярной оперой в мире». Так и случилось. А большинство произведений Жоржа Бизе вошли в Золотой фонд мировой классической музыки.
Спойлер Тайна белых ландышей В ночь с 18 на 19 апреля 1900 г. тихо и мирно скончался во сне Ованнес Айвазовский. Ему было 82 года. Он умер, так и не узнав ответа, быть может, на самый сокровенный вопрос, преследующий его на протяжении всей зрелой жизни... Ранним утром 2 апреля того же года в феодосийском доме Айвазовского зазвонил колокольчик: посыльный принес корзину цветущих ландышей. За первым даром вскоре последовали другие: маки, мимозы, тюльпаны, нарциссы... Было вербное воскресенье, а горожане на праздники вечно задаривали старого художника цветами. Вечером он изъявил желание выпить чай на балконе, который утопал в цветах. Корзина с ландышами лежала на инкрустированном чайном столике. Айвазовский смотрел на них и ощущал смутную тоску и беспокойство. Ему казалось, будто он их уже где-то видел... Художник поделился этими мыслями с женой. Она - красавица - с улыбкой ответила, что точно такие корзины она видит каждое Вербное воскресенье год за годом. И все хочет спросить, от кого это, да забывает... Неужели он сам раньше не замечал? Оказывается, нет. Слишком много в доме цветов. От кого же эти ландыши? Здесь нет ни записки, ни визитной карточки, ничего. Как таинственно!.. Художник запомнил лишь посыльного: высок, сед, в потертом сюртуке. Он даже смог бы его нарисовать. Но Анечка постаралась успокоить Ивана Константиновича, мало ли в Феодосии стариков в потертых сюртуках? Наступит следующее Вербное воскресенье, и все прояснится. К чему эта тревога о ландышах? Но Айвазовский так и не успокоился, он был уверен, что тут кроется что-то весьма важное, без чего жизнь его, счастливая и долгая, останется неполной. ... Однажды, возвращаясь из академии домой, Айвазовский не заметил несущуюся вскачь упряжку. Успел отбежать, но, потеряв равновесие, упал. В экипаже сидела дама под белой вуалью. Испуганная, она говорила по-французски. Аромат духов, грациозность, изящество - все это вскружило голову пылкому юноше. Пока незнакомка подвозила молодого человека к его дому, он все время бормотал: "Не беспокойтесь, не беспокойтесь". На прощание дама поинтересовалась, как зовут жертву кучерской неосторожности, но сама так и не представилась. Айвазовский сидел дома и грезил о дивной незнакомке, когда к нему ввалились друзья, огорченные тем, что не смогли достать билеты на "Сильфиду" с божественной Мари Тальони гастролировавшей в Петербурге. И вдруг на пороге появился посыльный с письмом. Айвазовский вскрыл надушенный конверт, оттуда выпали какие-то билеты... Оказалось - на Тальони, да не на галерку, а в 4-й ряд. Недоумению не было конца... ..В театре громче всех рукоплескали балерине молодые люди. А потом побежали к артистическому подъезду. Когда появилась Тальони, человеческое море рванулось ей навстречу. Чтобы сдержать толпу, юноши схватились за руки. Добравшись до кареты, Тальони вдруг оглянулась, она узнала Айвазовского. Да, это была она, его прекрасная дама! Она бросила ему букет роз. 100 рублей за один цветок, молодой человек, умоляю!" - тут же полезли к Айвазовскому. Но он бросился бежать, прижимая к себе драгоценнейший из даров. Спустя несколько дней балерина уехала из Петербурга, а Айвазовский, думы которого были только о Тальони, совсем потерял голову. Однако вскоре его назначили на должность живописца Главного морского штаба. Впрочем, заманчивые карьерные перспективы мало занимали влюбленного юношу. Прелестный образ итальянки не померк в его сердце. Он надумал поехать в Венецию, чтобы вновь увидеть Мари. И для этого убедил Художественную академию в том, что ему как маринисту необходима итальянская стажировка. Балерины в городе не было. Покрутившись на гондоле вокруг палаццо с темными окнами, Айвазовский решил дождаться ее, употребив время с наибольшой пользой. Прежде всего отправился в армянский монастырь Святого Лазаря, где много лет жил его брат Габриэль. Мария Тальони (Taglioni) (23.4.1804, Стокгольм - 22.4.1884, Марсель), итальянская артистка, балетмейстер, педагог. В ожидании приезда Тальони художник рисовал Венецию. Его картины раскупались, а сам папа Римский Григорий XVI купил для Ватикана его "Хаос". Это был оглушительный успех! Однажды Айвазовскому сказали, что пару его картин купила сама Тальони. Для него это означало, что она вернулась в Италию. Еще не подумав, как и под каким предлогом покажется Мари, как в гостиницу ему принесли письмо в знакомом голубом конверте, в котором снова обнаружились билеты на "Сильфиду". И снова она - воздушная и грациозная - танцевала на сцене, и снова Айвазовский стоял у артистического подъезда. По дорожке, усыпанной цветами, Тальони побежала к своей гондоле и позвала: "Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!" В тот вечер они долго катались по Венеции. Для Айвазовского настали счастливые дни. Он жил в ее доме. С утра писал картины, прислушиваясь к звукам музыки из комнаты Мари - она репетировала. В полдень за завтраком они встречались, а потом катались по каналам, пьянея от морского воздуха. Айвазовский мечтал, чтобы это продолжалось вечно, но сам же все испортил, не справившись с нахлынувшими чувствами. Он признался ей в любви и сделал предложение выйти за него замуж. Но тогда ей пришлось бы выбирать между семейной жизнью и искусством, потому что ссоры с Ованнесом из-за ее занятости работой стали мучительными. "Вот этот башмачок, - сказала она юноше, - растоптал мою любовь Возьмите его на памятьи возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь, а свою женщину вы еще встретите". - Но оставьте мне хотя бы надежду! - в сердцах воскликнул Айвазовский. - Нет, милый мальчик! Я никогда не полюблю вас... Айвазовский был убит отказом, и как ни страдал, ни плакал над подаренной Тальони розовой балетной туфелькой, прошло немного времени, и он признал, что великая балерина была права. Его жизнь - в России. Вернувшись туда, он обнаружил, что мода на него многократно возросла. После итальянского успеха, петербургские аристократы скупали его картины за бешеные деньги. А тифлисская газета писала, что Айвазовскому достаточно взять в руки кисть и крикнуть морским волнам: "Ни с места!" как они сами возникают на полотне. Прошло время, и, как пророчила Тальони, Айвазовский встретил новую любовь. Это была прекрасная гувернантка Юлия Гревс - дочь осевшего в Петербурге англичанина - врача. Обвенчавшись, молодые уехали в Феодосию, где им закатили такой свадебный пир, каких отродясь не видывали на севере: дорогу устилали ковры из живых цветов, джигиты состязались в скачках, перед балконом музыканты сменяли танцоров. А в Феодосийскую бухту вошла эскадра из Севастополя, шесть кораблей встали на рейд и зажгли иллюминацию. Однако, спустя 12 лет брак их распался. Обретя статус жены знаменитого художника, Юлии хотелось блистать, а не преподавать в феодосийской глуши. Но Айвазовский наотрез отказался перебираться в столицу. Каждый раз после семейных сцен он доставал из шкатулки башмачок Тальони и горько усмехался, размышляя о том, сколько жертв требует искусство даже от самого удачливого худож¬ника. Юлия вместе с детьми поехала в Одессу, да так оттуда и не вернулась. Во второй раз художник женился лишь через 22 года, когда ему исполнилось уже 65 лет. Анна Саркизова сразу же потрясла его своей красотой. А для молодой девушки пожилой живописец представлялся кем-то вроде волшебника. В этом она, впрочем убедилась, выйдя за него замуж - отказа Анне ни в чем не было. "Моя душа должна постоянно вбирать красоту, чтобы потом воспроизводить ее на картинах, - говорил художник. - Я люблю тебя, и из твоих глубоких глаз для меня мерцает целый таинственный мир, имеющий почти колдовскую власть. И когда в тишине мастерской я не могу вспомнить твой взгляд, картина у меня выходит тусклая..." И все же иногда он вынимал из шкатулки розовую туфельку и грустил о женщине, которая когда-то отвергла его. Ах, если б знать, что она хоть час, хоть минуту любила его! Это озарило бы прошлое высоким смыслом, сделало бы его печаль светлой. В такие моменты Айвазовского не радовали ни молодая верная жена, ни богатство, ни уважение и почет, которыми на старости лет окружили его земляки. Феодосийцам было за что боготворить Айвазовского. Он не только прославил их город, он крестил их детей, выдавал замуж их бесприданниц-дочерей, хоронил их родителей... Кроме того, он построил им железную дорогу и водопровод, поставил в городе прелестный фонтан. Неудивительно, что по каждому поводу горожане засыпали своего благодетеля цветами, которые свозились к его дому арбами. И все же эти ландыши... Они не давали Айвазовскому покоя... Он начал поиски посыльного, ему казалось, что следующего Вербного воскресенья он не дождется. Так впрочем и случилось. И.Айвазовский Корабль «Двенадцать апостолов» 1897 г. Когда умер Айвазовский, Феодосия оделась в траур. Закрылись школы, магазины, базар умолк. Сотни людей плакали навзрыд. Среди шедших за гробом был и старик в потертом сюртуке. Рядом идущим он говорил: "Некому теперь носить посылку от Трубецкого! Итальянка Мари Тальони, выдавшая дочь за князя, умирая, завещала каждый год на Вербное воскресенье посылать Ивану Костантиновичу ландыши. А ежели тот поинтересуется от кого, сказать: от женщины, которая в этот день много лет назад его отвергла, хотя всю свою жизнь любила лишь его одного. Шестнадцать корзин отнес я Ивану Константиновичу, а он так ни разу ни о чем и не спросил. Может, он знал, к чему эти ландыши?" ... Розовую туфельку вдова художника, разбирая его вещи, вскоре сожгла в печке... P.S. Время идет, представления о роскоши меняются, а картины Айвазовского, как и полторы сотни лет назад, прекрасно вписываются в любой интерьер. Цена на них рассчитывается особым образом - как стерты ткани, по длинному краю. Стоимость одного сантиметра Айваза (выражаясь языком коллекционеров) год от года колеблется между 2 и 7 тысячами долларов. А ведь среди 6 тысяч его полотен есть и весьма габаритные!...
Послушала интервью (2012) Андрея Разина Дмитрию Гордону. Как юмористический концерт. Местами, наверное, всё-таки привирает/приукрашивает, но попасть в 1985 г. из деревни без голоса и слуха в муз. программу «Утренняя почта» - это надо было проявить чудеса пронырливости. Да и группу из воздуха сколотить и начать с бешеным успехом гастролировать по городам и весям – тоже чудеса на виражах. Пристроился сирота в жизни будь здоров. Но тут же прочла, что сын Александр скоропостижно скончался в 2017 г. в возрасте 16 лет от остановки сердца после перенесенного ОРВИ. Многих артистов преследует подобный рок, это очень странно. Спойлер: С сыном Александром У Андрея есть еще один сын – Илья. О нем продюсер узнал лишь в 2003 г. «Илья воспитывался Ириной 16 лет, а потом приехал ко мне. Я пошел в суд, мы сделали генетическую экспертизу в Ставрополе, чтобы было 100 % доказательство, что это мой сын», - рассказал Разин. В настоящее время Илья проживает в Санкт-Петербурге, в квартире, которую купил ему отец. Он мастер международного класса по парикмахерскому искусству, у него собственный салон. vokrug.tv Спойлер: Илья Разин
История любви Стефана Цвейга к Фридерике фон Винтерниц и Шарлотте Альтман. Спойлер Стефан Цвейг всегда был везунчиком — сын миллионера, да и в браке — счастливее не бывает. Его жена — Фридерика Цвейг, урожденная Бургер. К началу Второй мировой войны у них обоих за плечами было уже четверть века безмятежной супружеской жизни. Скорее всего, они вообще не должны были познакомиться. У сына богатого венского буржуа и дамы из круга служилой аристократии не было точек соприкосновения. Вернее, не было бы, не будь они оба страстно увлечены литературой. А история их любви началась с улыбки. Она, 22 — летняя Фридерика Мария, жена добропорядочного кайзеровского чиновника фон Винтерница, сидела в маленьком венском кафе. И ей дерзко и нежно улыбнулся незнакомец — стройный, щегольски одетый, с ровно подстриженными усиками, в модном пенсне. И она, примерная мать двух дочерей, серьезная дама, пробующая себя в литературе, вдруг поняла смысл странного выражения — «нетерпение сердца». Потом был июнь 1912 года. Подруга подарила Фридерике фон Винтерниц томик стихов Верхарна в переводе Стефана Цвейга. Это случилось в литературном кафе «Ридгоф». Дамы скромно сидели в углу, а в центре расположились двое щеголей, один из них все время поглядывал на Фридерику. Она узнала его улыбку и покраснела. Подруга сказала: «Смотри-ка, вон наш переводчик!» Через день Стефан Цвейг получил письмо, подписанное «ФМФВ». Оно начиналось так: «Дорогой господин Цвейг! Надо ли объяснять, почему я с такой легкостью решаюсь сделать то, что люди считают неприличным… Вчера в кафе мы с вами сидели недалеко друг от друга. Передо мной на столе лежал томик стихов Верхарна в Вашем переводе. До этого я читала одну Вашу новеллу и сонеты. Их звуки до сих пор преследуют меня…Я не прошу вас отвечать, а если все же появится желание, напишите до востребования…» Ни отправительница, ни адресат не предполагали, что эхо этого послания прозвучит через годы в одной из лучших новелл Цвейга «Письмо незнакомки». Она отправила письмо, ни на что не рассчитывая: ее жизнь была безрадостна, а мир, который описывал Цвейг, великолепен, и ей хотелось хоть как-то прикоснуться к нему. Завязалась вежливая, ни к чему не обязывающая переписка. Способ выйти замуж Не вдруг и не сразу они стали звонить друг другу. Наконец Цвейг лично познакомился с молодой дамой. Позднее Фридерика поняла — Стефан уже тогда был готов влюбиться и влюбился бы, если бы не боялся потерять свою драгоценную свободу. И она, с большим трудом избавившись от супружества со своим статным, пригожим, но направо и налево изменявшим ей мужем, чувствовала то же самое. Вскоре они с Цвейгом проснулись в одной постели. Он осторожно, обиняками давал ей понять: не следует придавать слишком большого значения случившемуся. Есть любовь телесная — и есть духовная. Вторая намного выше первой! С ней — второй — все обстоит очень сложно. Она такая хрупкая… За всем этим Фридерика услышала другое: он рожден для того, чтобы быть слугой своего дара, а не погрязнуть в семейной пошлости — ссорах, приступах ревности. Она не то чтобы соглашалась, но и не спорила. Фридерика помалкивала, давая Цвейгу возможность расценивать ее молчание, как угодно. Устав от неопределенности их отношений, Стефан сбежал в Париж. Там и появилась ослепительная красавица, модистка Марселла. Он незамедлительно сообщил обо всем Фридерике. Написал подробно и обстоятельно, как пишут другу. В той давней истории Фридерика повела себя единственно правильным образом… Она тоже ответила ему как добрый старый друг. Поздравила с тем, что Париж встретил его таким прекрасным сюрпризом… Ну, и прочее в том же роде. Чего стоило ей это письмо, знала только она одна. Но, будучи женщиной умной, Фридерика догадалась сразу: Стефан затеял с ней игру. Жестокую, изысканную любовную игру, подобную тем, о которых не раз рассказывал в своих новеллах. Он все писал и писал ей о своей модистке и явно ждал, что она предъявит права на его свободу. Однако ничего подобного не произошло. Фридерика условия игры приняла, но повернула ее по-сво-ему — и выиграла! Ее письма оставались такими спокойными, такими дружескими, что Стефан испугался: а вдруг он потеряет Фридерику? Вдруг он ее уже потерял? В очередном послании Стефан предложил ей руку и сердце… Двадцать пять лет спустя… …Прошло 25 лет. Стефан Цвейг стал всемирно известным писателем, автором нескольких повестей и романов, которые пользовались большим успехом в Австрии. Фразы из его произведений разошлись на цитаты. «Если бы все мы знали всё то, что говорится обо всех нас, никто ни с кем бы не разговаривал». «Женщине прощают болтливость — ей не прощают ее правоту». «Состариться — это не что иное, как перестать бояться прошлого». «Никакая вина не может быть предана забвению, пока о ней помнит совесть». «Лишь тот, кто претерпел недуг, знает все счастье исцеления; лишь тот, кто изведал бессонные ночи, знает всю сладость обретенного сна». «Кто однажды обрел самого себя, тот уже ничего на этом свете утратить не может» «На тех, у кого нет своих переживаний, чужие страсти действуют так же возбуждающе, как театр или музыка». «Разве объяснишь, почему люди, не умеющие плавать, бросаются с моста за утопающим?» «Когда человек молод, ему всегда кажется, что болезнь и смерть грозят кому угодно, но только не ему». И вот спустя 25 лет, в один прекрасный день, Фридерика застала своего мужа с секретаршей Шарлоттой Альтман… Пошлая, недостойная Стефана история! «О нет, только не опускаться до сцен дурного тона со слезами и упреками. Надо вести себя достойно», — думала Фридерика. Под дверь подсунули письмо. Оно начиналось с обращения: «Высокочтимая госпожа Цвейг!» Далее секретарша умоляла простить ее, не придавать значения несчастной, нелепой случайности. Фридерика представила, как выглядит грешница. Ну, разумеется, то, что произошло, случайность! Ведь она сама к 50-ти годам сохранила и великолепную фигуру, и стать. Да и лицо, слава богу, не утратило былой миловидности. А эта Шарлотта… Что у нее есть, кроме умения лихо печатать на машинке? И подумать только, ведь она сама — «высокочтимая госпожа Цвейг» — привела это создание в дом, когда мужу срочно понадобилась секретарша! Так в их жизни появилась Шарлотта Альтман — худая, сутулая, с лицом какого-то нездорового цвета. Второго такого жалкого существа, пожалуй, и не сыщешь. Перед Фридерикой предстала самая несчастная девушка из всех, искавших работу при помощи комитета по делам беженцев. Она выбрала ее из десятков других, чтобы сделать доброе дело. Молчаливая Шарлотта — Лотта, как стали называть ее супруги Цвейг, оказалась отличной секретаршей, а то, что эта робкая дурнушка с первого дня пребывания в их доме смотрела на Стефана влюбленными глазами, Фридерику нисколько не волновало. Не она первая, не она последняя. И вот случилось то, что случилось… «Спокойствие и выдержка, — думала Фридерика, — и еще раз выдержка и спокойствие. То, что произошло, не трагедия, даже не драма. Это — не более, чем скверный анекдот. И все же…» Выходит, она недооценила эту фрейлейн, эту серую мышь. Но Стефан… Уму непостижимо! Стефан, которому за 50, который за время их 25-тилетнего брака ни разу не взглянул на другую женщину… Что это? Может быть, последствие депрессии, обрушившейся на него, когда в Австрию вошли нацисты, и им пришлось бежать, оставив свой дом? «Лотта остается!» «Я справлюсь с этим, если буду вести себя так же, как в истории с Марселлой», — думала Фридерика. И тут у нее мелькнула мысль, от которой она досадливо поморщилась. Ей скоро пятьдесят, а Лотте — 26. Она моложе Стефана ни много ни мало на целых 28 лет… Поздним вечером к ней постучался Стефан. Он долго просил прощения, уверял, что эта девушка для него ничего не значит… Она ждала, что муж попросит срочно подыскать ему другую секретаршу, но этого так и не услышала. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю, ни через месяц…Все шло по раз и навсегда заведенному распорядку. Ровно к девяти аккуратнейшая фрейлейн Альтман являлась в квартиру Цвейгов. И сквозь закрытые двери кабинета Фридерика слышала, как Стефан час за часом диктовал ей страницу за страницей. Проклятая машинка все стучала и стучала… Время шло. Ничего не менялось. Пока однажды за обедом Фридерика не поймала на себе взгляд бессловесной фрейлейн. Ненавидящий и, главное, торжествующий взгляд. После обеда Фридерика отправилась в комитет по делам беженцев, а вечером заговорила с мужем о новой секретарше. Стефан прятал глаза: — Полно, Фридерша. Лотта великолепно работает, не вижу причин отказываться от ее услуг. Будь великодушна, девушка так молода, так беспомощна. Чужая страна, чужой город… Где она найдет работу? — Я уже нашла ей работу, пусть это тебя не беспокоит. Он помолчал, а потом сказал, как отрезал: — Лотта остается. И вышел из комнаты. Три следующих года он спал с женой и украдкой проводил время с Лоттой. Три года они вместе обедали и старательно поддерживали за столом ничего не значивший разговор о капризной английской погоде. Фридерике было невмоготу, но она понимала: остается только одно — ждать. И дождалась. Однажды, вернувшись домой к обеду, она увидела на полу в столовой осколки разбитой вазы. Окно, несмотря на позднюю осень, было открыто настежь. Растерянный Стефан поспешно захлопнул створку и бросился ей навстречу. Под ногами захрустели осколки фарфора. — Фридерика, дорогая, горничная сейчас все приберет… Понимаешь, Лотта устроила сцену, разбила вазу… Впрочем, это пустяки. Она пыталась выброситься из окна… Фридерика, так дольше продолжаться не может. — Естественно. Я завтра же подыщу тебе другую секретаршу. — Ты не поняла. Я прошу у тебя развода. Секрет вечной молодости Фридерика молча вышла из комнаты, Стефан бросился следом и все говорил, говорил, не переставая. Погрузиться в этот поток слов она не могла — слишком больно… А потом, наконец, поняла главное: все это началось давным-давно, когда никакой Лотты не было и в помине. …У них со Стефаном был дом в Зальцбурге. Там они прожили 20 счастливых лет. И вот как-то вечером, когда оба написали все, что было намечено утром, и отправились побродить по узким улочкам старинного городка, им навстречу попался старик. Он медленно шел, тяжело опираясь на палку, под руку его бережно поддерживала молоденькая девушка. Она старалась приноровиться к неуверенным шагам старика и все повторяла: «Осторожнее, дедушка, не споткнись, дедушка». Стефана передернуло. Позже он сказал Фридерике: — До чего же отвратительна старость! Не хотел бы я дожить до нее. А впрочем, если бы рядом с этой развалиной была не внучка, а просто молоденькая женщина… Кто знает… Помнишь библейского царя Давида? «… Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста, и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!» — Ты шутишь, — вымолвила Фредерика. — Как знать. Рецепт вечной молодости остается одним на все времена: старый человек может ее позаимствовать только у влюбленной в него молодой женщины. Воспоминание мелькнуло и исчезло. Теперь Фридерика начала вслушиваться в то, что говорил Стефан: — …А еще я прошу тебя оставить мою фамилию. Пусть это станет последней связывающей нас ниточкой. — Значит, на свете будут две фрау Цвейг? — Да пойми же, Лотта для меня как подарок судьбы, как надежда на чудо… — Хорошо, я сделаю все, как ты хочешь. Пусть адвокат подготовит необходимые бумаги. Я подпишу. «Все мои мысли с тобой…» Двумя неделями позже, когда казалось, что все кончено, на Фридерику обрушилось еще одно испытание. Шарлотта и Стефан готовились к отъезду, а Фридерика на это время перебралась к одной из своих приятельниц. Та была женщиной деликатной и не задавала лишних вопросов. Но вот Стефан разыскал бывшую жену. — Фридерика, одевайся, едем. — Куда? Кажется, я все сделала, как ты хотел. — Мы немедленно едем к адвокату и аннулируем развод. Я не могу без тебя! То, что я затеял, — безумие, наваждение, бред. — Фрейлейн Альтман знает о твоем решении? — Нет, слава богу. Она уехала по делам, вернется к вечеру. — Вот как… — Ну да, уверен, она закатит мне ужасную сцену. Ничего, переживу. Едем! Адвоката не оказалось на месте: уехал в отпуск. Фридерика никогда не видела Стефана таким растерянным. — Что же ты теперь намерен делать? — Не знаю, право, не знаю… Лотта, наверное, скоро вернется. Я позвоню тебе… Или напишу. — Знаешь, Стефан, если бы адвокат оказался на месте, в конечном счете это ничего не изменило бы. Фридерика была права. Она обосновалась с дочерьми в Соединенных Штатах, Цвейг с молодой женой эмигрировал в США, потом в Бразилию — они поселились в маленьком курортном городке Петрополисе. Стефан, как в былые времена, часто писал Фридерике. Характер писем, разумеется, был совсем иной, чем в прошлом. Теперь ему интересны все мелочи, все подробности ее жизни, в случае необходимости он готов прийти на помощь. О себе он писал скупо: «Читаю, работаю, гуляю с маленьким псом. Жизнь здесь достаточно комфортна, люди дружелюбны. Перед домом на лужайке пасутся маленькие ослики…» И вдруг в одном из писем фраза: «Судьбу не обмануть, царя Давида из меня не вышло. Кончено — я больше не любовник». А в следующем письме — как признание, как мольба о прощении: «Все мои мысли с тобой». Ненаписанное письмо
Генрих Гейне: «Когда уходят герои, на арену выходят клоуны». (1797 - 1856) Спойлер Французская писательница Жорж Санд говорила о нем: «Он таков же, как его поэзия – смесь самой возвышенной чувствительности и самых смешных шуток». Теофиль Готье писал: «Его сарказмы одеты в парчовые одежды». «Еврей, за которого я всех русских отдам», – не сдерживая эмоций восклицала Цветаева. Им восхищались великие люди разных поколений и стран. Его произведения, словно сшиты прочными нитями сатиры, иронии и злобы. Но это и сделало его великим поэтом и главным представителем романтизма в мировой литературе. Имя его – Генрих Гейне. Жизнь Хаима Гейне (именно так звали поэта при рождении) началась 13 декабря 1797-го в Дюссельдорфе. «Над моей колыбелью играли последние лучи XVIII и первая утренняя заря XIX столетия,» – так писал о себе великий поэт. Его отец Самсон Гейне занимался купечеством, но большой прибыли это ему не приносило. Кроме Хаима в семье было еще трое детей. Их воспитанием всецело занималась мама – Бетти ван Гольдерн. Женщина много читала своим детям, особенно литературу немецкий авторов. Возможно, именно благодаря стараниям мамы в Гейне развилась такая неистовая страсть к сочинительству. Он с ранних лет вдохновлялся сказочными и приключенческими историями, а наибольший восторг у него вызывали произведения Фридриха Шиллера и Иоганна Гете. Когда парню было 17 лет, родители отправили его в Франкфурт изучать торговое дело. Однако на Хаима, жаждущего стать поэтом, не подействовали ни напутствия отца, ни уговоры дяди, владельца банка Соломона Гейне. Будущий поэт бросил учебу и стажировку. Позже Гейне решает попробовать себя в юриспруденции. Для этого он поступает в Боннский университет. Хаима хватило лишь на одну лекцию на юридическом факультете. Он вновь кардинально меняет жизненные ориентиры и начинает посещать курс по истории немецкого языка и поэзии. Потом были еще попытки отучиться в Гёттингенский и Берлинском университетах, и в конце концов Гейне наотрез отказывается от идеи стать юристом. С этого момента вся его жизнь была посвящена одному делу – сочинительству. Впервые поэта издали весной 1821 года. С 40 экземпляров сборника стихов и началась писательская карьера Генриха Гейне. Наиболее известными работами поэта стали сатирическая поэма о будущем его родины и Европы «Германия. Зимняя сказка», «Книга песен», баллада «Лорелея», «На севере кедр одинокий…», «Я вглядываюсь жадно…», «Свидание». В своей поэзии Гейне также затрагивал и еврейскую тему. Автор всегда был резок и непреклонен, и в отношении к своему народу тоже. Поэтому совсем неудивительно, что «еврейские» произведения Гейне не особо отличаются по стилю от других его трудов. Хотя в своих «Признаниях» (в переводе Вейнберга) великий Гейне писал: «Теперь я вижу, что греки были только прекрасными юношами, тогда как евреи всегда являются мужами, сильными, непреклонными мужами, и не только в области прошлого, но и по нынешний день, несмотря на 18 веков преследований и бедствий. Теперь я научился вернее их понимать и ценить, и не считай я всякую родовую гордость глупым противоречием, я гордился бы тем, что мои предки происходят из благородного дома Израиля, что я потомок тех мучеников, которые дали миру Б-га и нравственность, которые во всякой идейной борьбе выступали борцами и страдальцами». Генрих Гейне ушел из жизни рано. Ему было всего 58 лет. Перед кончиной поэт был 8 лет прикован к постели, мучаясь из-за прогрессивного паралича. Но даже в самые тяжелые дни классик пытался делать то, что любил больше всего – сочинять. Последними словами Генриха Гейне были: «Бумагу… Карандаш…». Его сердце остановилось 17 февраля 1856 года.
Ангел для гения Спойлер Писсаро, Ренуар, Моне и Золя каждый вечер ужинали в кафе «Гербуа», близ заставы Клиши. Друзья давно заметил, что к их разговорам внимательно прислушивается совсем юная девушка с большими грустными глазами, но смотрит при этом только на Моне. Уже несколько вечеров подряд она приходит, садится за соседний столик, пьет оранжад маленькими глотками и не сводит с художника глаз. В один из вечеров Клод поднялся, подошел к девушке, молча протянул ей руку, и они ушли. Я верю в будущее С того дня эти двое больше не расставались. Камилла Донсье — дочь мелкого лионского буржуа — была столь же умна и покладиста, сколь и красива. Она боготворила Моне, ловила каждое его слово и каждый взгляд, и никогда не доставляла ему хлопот. Ни тебе слез, ни упреков. «Не женщина, а ангел», — говорил про нее Моне. А уж лучшей натурщицы ему и вовсе было не сыскать. Тонкая талия, густые темные волосы, правильный овал лица и глаза, в которых можно было утонуть. Клод Моне. Камилла (Дама в зеленом). 1866 И что только она в нашла в Клоде? Ведь он в ту пору был беден, как церковная мышь. А все потому, что пошел наперекор родителям. Отец хотел, чтобы Клод стал бакалейщиком и присоединился к семейному бизнесу. Но парень, вот ведь незадача, с детства малевал картинки и ни к чему другому у него душа не лежала. Впрочем, тот, кто не знал, что в кармане у Моне нет ни гроша, ни по чем бы не догадался об этом. Настолько статен и импозантен был художник. Одевался с иголочки, костюм заказывал у лучшего в округе портного. А когда тот жаловался, что Моне не заплатил еще за предыдущий, отвечал, словно он король: «Если вы настаиваете, мсье, я лишу вас своих заказов». Огюст Ренуар. Портрет Клода Моне. 1875 День, когда Моне появился на пороге мастерской папаши Глейра, запомнили все. Для работы с натурой Глейр предлагал своим ученикам невзрачный табурет. Моне, явившийся на первое занятие в белоснежной рубашке с кружевными манжетами, с ходу заявил: «Эта развалина пригодна только для того, чтобы доить коров» — и уселся на край маленького помоста, находиться на котором мог лишь сам Глейр. В этом был весь Моне, и Камилла любила его безоглядно. Уйдя из родительского дома, она принесла с собой небольшое приданое, которое вскоре после свадьбы ее супруг с легкостью растратил. Что же касается Моне, то он до поры до времени скрывал от родных существование Камиллы, потому что подозревал, что им этот брак придется не по душе. Так оно и вышло. Клод Моне. Женщины в саду. 1866. Камилла позировала для всех женских фигур на этой картине Молодая семья жила в удручающей бедности. Моне не мог расплатиться с кредиторами, и вынужден был соскабливать краску со своих старых картин, чтобы на тех же холстах продолжать работу. Камилла служила моделью для его полотен. «Женщины в саду», «Дама в зеленом», «Камилла у окна», «Камилла в саду», «Камилла с зонтиком»... Он готов был писать ее бесконечно... Красивая девушка с мягким характером, она одинаково ровно принимала взлеты и падения в карьере своего супруга. В тяжелые времена она не сетовала на холод в нетопленной квартире и скудный рацион, состоявший лишь из черствого хлеба и молока. Ни слова упрека не сказала она своему ветреному мужу и тогда, когда он оставил ее одну, накануне родов, да еще и без гроша в кармане, а сам укатил к своим родственникам, которые согласны были приютить, но требовали полного разрыва с Камиллой. Клод Моне. Прогулка. Дама с зонтиком. 1875 — Конечно, дорогой, поезжай, ведь это ненадолго. Там ты, по крайней мере, будешь вдоволь есть и работать в теплом помещении. А за меня не волнуйся, я отлично справлюсь. Не найдя другого выхода, Моне уехал, но, не ужившись с родней, скоро вернулся в Париж. Всю зиму они бедствовали в нетопленном жилище, без копейки денег. А весной, чтобы не умереть с голода перебрались в деревню. Вскоре Камилла родила Моне первого сына — Жана. Верный друг Ренуар приносил им из дому хлеб, чтобы они не умерли с голоду. Полотна Моне по-прежнему не продавались. Салоны отвергали одну картину за другой, а если даже и принимали, то развешивали так, что разглядеть их было невозможно. Прекрасные картины, за которые спустя двадцать лет художнику будут предлагать миллионы франков, пока не стоили ни гроша. Да еще и критики упражнялись в остроумии, высмеивая полотна Моне на все лады. «С позавчерашнего дня у меня нет ни одного су, а в кредит больше не дают ни у мясника, ни у булочника. Хотя я и верю в будущее, но, как видите, мое настоящее очень тяжело. Не сможете ли вы срочно выслать мне 20 франков?», — писал Клод друзьям, и они помогали, как могли. Ренуар добывал заказы у тщеславных лавочников, состоятельный Базиль присылал деньги просто так. Она уходит от меня... Однажды Моне узнал, что в Лондоне обретается некий торговец картинами, который знает толк в современной живописи. Пристроив Камиллу с сыном к случайным знакомым, он отправился за Ла-Манш и отыскал Дюран-Рюэля, того самого торговца. С его легкой руки картины Моне стали продаваться и выставляться в дорогих салонах. Вернувшись во Францию, Клод осыпал Камиллу цветами, драгоценностями и платьями, а в честь друзей закатил настоящий пир. Эдуард Мане. Семья Моне в саду. 1874 Камилла спокойно приняла тот факт, что достаток наконец-то поселился в их доме. Главным для нее по-прежнему был Клод, а все остальное в глазах женщины было лишь милым приложением. Ей нравилось, что в их доме теперь были кухарка, садовник и даже гувернантка для сына. Тем более что сама она снова ждала ребенка и помощь по дому была ей просто необходима. Дни, проведенные в Марлотт, были для нее днями высшего блаженства, жаль только очень короткими. Вскоре у них родился второй сынишка — Мишель. И оправиться после родов Камилла так и не смогла. Она быстро уставала, в течение дня то и дело норовила прилечь, а потом и вовсе слегла, терзаемая страшными болями. Врачи обнаружили у нее рак матки. «Она угасает, уходит, уплывает от меня», — писал Моне в одном из писем друзьям. Но, увы, сделать ничего было нельзя. Последний портрет В ту пору чета Моне жила в деревушке Живерни. Их соседом был текстильный магнат из Парижа, Эрнест Гошеде. Он слыл коллекционером и купил у Моне несколько картин. Сам Гошеде редко бывал в деревне, а вот его жена Алиса и дети предпочитали природу. Нередко, возвращаясь с этюдов, Моне заставал соседку в своем доме, ухаживающей за Камиллой. — О, Клод, вы так талантливы. Я просто обязана взять на себя заботы о вашей больной супруге, чтобы вы могли творить и дарить людям счастье любоваться вашими полотнами. Что касается меня, то я могу глядеть на них часами и даже сутками... Вы — гений! Лесть влюбленной женщины сделало свое дело. Теперь Клод стал смотреть на Алису совсем другими глазами... Клод Моне. Камилла на смертном одре. 1879 Когда Камилла умерла, Клод был вне себя от горя. Вглядываясь в любимое лицо, он заметил, как меняются его краски, как превращаются из голубых в серые и даже желтые тона. Инстинктивно, не осознавая того, что делает, Моне взял кисть и стал набрасывать последний портрет Камиллы. Он проклинал себя, ругал плакал, но все равно писал. Так появилось одно из самых волнующих его произведений. Настоящий шедевр! Никакого черного цвета! Алиса Гошеде, мать шестерых детей, долгие годы была для Моне верным другом и любовницей. А через 13 лет, похоронив своего мужа, она добилась своей цели и стала второй мадам Моне. Они прожили вместе двадцать лет, и все эти годы Алиса ужасно ревновала Клода к покойной жене, о которой он то и дело вспоминал. Впрочем, она была женщиной целеустремленной и всегда добивалась, чего хотела, а потому через несколько лет она вытравила из памяти мужа все, что было связано с первой женой, даже могила ее была заброшена. Клод Моне с женой Алисой кормят голубей. Венеция, 1908 Вот только портреты Камиллы разошлись по многим музеям и частным собраниям, что же касается изображений Алисы, то их не было и нет. Все двадцать лет совместной жизни Клод Моне был увлечен стогами, лилиями, Руанским собором, но никак не супругой... ...Моне пережил и свою вторую супругу, и своих детей. И умер в 1926 году в возрасте 89 лет. Его похороны были предельно скромны. Присутствовали только самые близкие: так хотел сам художник. До отправления траурного кортежа на кладбище Жорж Клемансо, знавший, насколько Моне не любил черный цвет, снял с его гроба черную материю и покрыл его обычной занавеской в цветочек: «Никакого черного цвета для Моне! Черный — это не цвет!»
Но если кто-то создает интересные образы на экране, то со временем всё равно его истинная натура отходит на второй план. Это по началу шок, а так, человек – заявляю со всей ответственностью)) - ко всему привыкает. К слову, те актеры, к которым я не испытывала особой симпатии, и в жизни оказывались для меня не слишком приятными. Потому что актер всё-таки многое от себя в роль привносит. Тот же Лановой – красавец, сказать бы, благородство на экране, а не нравился он мне никогда, и характер у него, насколько я могу поверхностно судить, был тот еще (не в моем вкусе).
Простая советская бабушка Спойлер: ФотоCAMERA PRESS/ROTA via Legion Media Спойлер: Info Шотландия, округ Абердиншир. Королева Великобритании Елизавета II и ее сын Чарлз, принц Уэльский, посетили замок Балморал. На территории этой шотландской резиденции королевской семьи они посадили дерево, дав старт инициативе Queen's Green Canopy, которая предполагает массовую высадку деревьев в Великобритании в честь грядущего 70-летия правления Елизаветы II. vokrugsveta.ru
Только недавно дошло, что Шарлотту назвали в честь принца Чарльза, а в полном имени не забыли также бабку и прабабку) Charlotte Elizabeth Diana of Cambridge. Традиционно скучно. Спойлер
Спойлер: Любовь Зинаиды Райх 22-летняя Зиночка Райх, красивая девушка с матово-бледной кожей, классически правильным лицом и смоляными волосами, была приветлива, остра на язык и смешлива. Хорошенькая пишбарышня сидела за огромным "ундервудом" и стучала по клавишам весной 1917 года в редакции эсеровской газеты "Дело народа" когда в приемную зашел необычный посетитель. Молодой человек поздоровался, широко и простодушно улыбнулся. Редактор был занят и посетитель разговорился с машинисткой. Зиночка внимательно посмотрела на него: шелковая рубашка с вышивкой у ворота, синяя поддевка тонкого сукна, блестящие сапоги, льняная голова и глаза как васильки - не оторваться. Между ними завязалась беседа. Они оживленно перешептываются, смеются, и юноша вскоре совсем забывает зачем сюда пришел. Ему тоже 22 года и его зовут Сергей Есенин. На следующий день он ждал Зиночку после работы. Они стали встречаться, а потом отправились с друзьями в поездку. В Петрограде они были еще на "вы", а по Вологде парочка ходила держась за руки и практически не расставаясь. Очень скоро Есенин знал о ней все: детство в Орле; отец, силезский немец Август Райх, в православии ставший Николаем, - машинист паровоза и член РСДРП; мать, ведущая родословную от потомственных дворян. Гимназия, из которой Зиночку исключили, Высшие женские курсы в Петрограде, работа в газете. Назад они вернулись мужем и женой. До революции осталось недолго. В магазинах еще есть продукты, а в домах горит электричество, люди на улицах еще приветливы. Эти несколько месяцев становятся лучшим временем в жизни Зиночки. Есенин добр, ласков, в их маленьком доме царит мир. Вскоре у них рождается дочь Татьяна. Но прежняя жизнь уже полетела в тартарары: лавки пустеют, гаснет свет. Сергей становится неузнаваем: начинает пить. Есенину и его друзьям благоволит сам Троцкий. Поэту необходимы острые ощущения, он по призыву Блока "слушает музыку революции". Беременная вторым ребенком жена с дочкой становятся для него обузой. Где тот милый мальчик за которого Зина вышла замуж? Новые друзья Есенина не любят умную и властную Райх. Они перемалывают ей косточки на разные лады. Сергей устраивает жене скандалы, в окно летят обручальные кольца... Когда муж затевает с ней ссору в сотый раз, Зиночка отвечает ему отборной бранью... И тогда он ненадолго приходит в себя: "Зиночка, моя тургеневская девушка! Что же я с тобой сделал?!" Она не хочет уходить, ей кажется, что на самом деле они созданы друг для друга. Но тут вмешивается Анатолий Мариенгоф: он рассказывает Райх о том, что у Есенина есть другая женщина - вот и сейчас он отправился к ней. Дожидающийся развязки Есенин в тот момент нервно расхаживает по Тверскому бульвару. Вы помните, Вы всё, конечно, помните, Как я стоял, Приблизившись к стене, Взволнованно ходили вы по комнате И что-то резкое В лицо бросали мне. Вы говорили: Нам пора расстаться, Что вас измучила Моя шальная жизнь, Что вам пора за дело приниматься, А мой удел — Катиться дальше, вниз. Зине понадобилось два часа чтобы собрать вещи и исчезнуть из жизни Есенина. Их следующая встреча была случайной: Есенин ехал из Ташкента, а Райх везла в Кисловодск больного сынишку, которого Есенин еще не видел после рождения. Он мельком взглянул на Костю и пробормотал: "Есенины темноволосыми не бывают..." и быстро ушел. Вскоре Есенин подал на развод. 19 февраля 1921 года в суд города Орла поступило заявление: "Прошу не отказать в Вашем распоряжении моего развода с моей женой Зинаидой Николаевной Есениной-Райх. Наших детей Татьяну трех лет и сына Константина одного года - оставляю для воспитания у своей бывшей жены Зинаиды Николаевны Райх, беря на себя материальное обеспечение их, в чем и подписываюсь. Сергей Есенин". Болезнь ребенка и разрыв с Сергеем пошатнули ее здоровье. Сына удалось выходить, но сама Зинаида заболела тифом и потеряла рассудок. Из психбольницы она вышла совершенно другим человеком: исчезли смешливость и любопытство, так очаровавшие Есенина при первой встрече... К жизни вернулась очень жесткая и взрослая женщина, отлично понимающая, что судьба ничего не дает даром. Она делает карьеру, воспитывает детей, поступает на режиссерские курсы. И судьба ей дает карт-бланш: в нее влюбляется знаменитый режиссер, глава "Театрального Октября", сорокавосьмилетний Всеволод Мейерхольд. Когда Зинаида переехала к Мейерхольду на Новинский бульвар, его первая жена Ольга Михайловна прокляла обоих. Всеволод Эмильевич с Ольгой знали друг друга с детства, с Пензы, где у отца Мейегхольда - Эмиля Мейергольда, чистокровного немца, подданного императора Вильгельма, был водочный завод. Молодые люди поженились, едва Всеволод окончил Московский университет, и прожили четверть века, родив трех дочерей. Ольга была всегда рядом - и в радости, и в горе, а теперь молодость прошла и муж привел в дом другую... Зинаида Райх и Всеволод Мейерхольд Зинаида Райх ничем не походила на интеллигентнейшую скромницу Ольгу Михайловну, но в этом и состоял секрет ее невероятной притягательности. Она словно стала воплощением какой-то дикой, варварской силы, которая так завораживала Мейерхольда в большевизме... Сильный и способный на самопожертвование человек полюбил ее как Пигмалион Галатею. Мейерхольд подарил своей жене новую жизнь и положил все к ее ногам. В его дом вскоре переберутся отец и мать Зинаиды. У ее детей впервые в жизни появятся дорогие игрушки, няни, учителя и доктора. Зинаида Райх с детьми Затем они переедут в новую квартиру, площадью сто квадратных метров, станут бывать на дипломатических приемах, и Зина превратится в одну из первых дам Москвы. Они поедут за границу, в Италию... Он усыновит ее детей от Есенина и будет любить их как родных. У них будут две квартиры - московская и питерская. Мейерхольд отдаст ей не только свою жизнь, но и свое искусство, сделав ее первой актрисой своего театра. Актеры не любили Зинаиду Райх: Мейерхольд убрал из своего театра звезду - Марию Бабанову, от Мейерхольда ушел его любимый ученик - Эраст Гарин. Спектакль "Ревизор" в постановке Мейерхольда. Эраст Гарин (Хлестаков) и Зинаида Райх (Анна Андреевна), 1926 год Гениальный Игорь Ильинский хотя и признавал талант жены шефа, тоже покинул театр из-за Райх. Из-за неудачной вполне невинной шутки в адрес Зинаиды Николаевны Мейерхольд выгнал из театра актера Николая Охлопкова. Потом эта история переросла в легенду. Якобы, решив ставить "Гамлета", Мейерхольд пригласил актеров в свой кабинет и предложил им самим выбрать роли. — Кроме, разумеется, главной, — с извиняющейся улыбкой предупредил он. — Гамлета будет играть Зинаида Николаевна. — Тогда я, если вы не возражаете, — поднялся со своего места Охлопков, — хотел бы сыграть Офелию. — Мне нравилось с вами работать, Николай Павлович. Но после ваших слов это не представляется для меня более возможным. Прощайте. Мейерхольд закручивает вокруг своей музы гениальные мизансцены, в его спектаклях ярко высвечивается все лучшее, чем наградил Зинаиду создатель - прекрасное лицо, красивый голос, глубина глаз, белизна плеч... Ей и двигаться то не надо: действие разворачивается вокруг нее. Мейерхольд вложил в Зину все мастерство педагога - и она стала большой актрисой. Райх силилась быть благодарной Мейерхольду: когда-то, принимая предложение руки и сердца, она обещала сделать его счастливым. Райх очень старалась, но те, кто знали ее близко, понимали, что она несчастна. Много лет спустя ее подруга Зинаида Гейман призналась, что Райх встречалась в ее комнате с Есениным. После смерти поэта Райх подарит подруге свою фотографию с надписью: "Тебе, Зинуша, как воспоминание о самом главном и страшном в моей жизни - о Сергее..." Сергей Есенин с Айседорой Дункан Те, кто знал, как они расстались, не могли в это поверить, но после брака с Айседорой Дункан и путешествия по Европе Есенин очень изменился. Он вернулся с другими мироощущением и другим лицом: человек, запутавшийся в себе и ищущим опоры в своем прошлом. Зинаида Райх и Всеволод Мейерхольд Именно в это время, в 1924 году поэт написал знаменитое "Письмо к женщине", посвященное Райх, в котором были такие строки: Простите мне... Я знаю: вы не та – Живете вы С серьезным, умным мужем; Что не нужна вам наша маета, И сам я вам Ни капельки не нужен. Живите так, Как вас ведет звезда, Под кущей обновленной сени. С приветствием, Вас помнящий всегда Знакомый ваш Сергей Есенин. Дети Зинаиды с Всеволодом Мейерольдом В доме Мейерхольдов идет обычная жизнь: на кухне поспевает пирог с капустой, портниха принесла отрез красного панбархата - из него Зинаиде сошьют новый сценический костюм к новому спектаклю. Вечером придет драматург Александр Файко читать новую пьесу. Кажется, что все здесь дышит покоем и уютом, но доверять обманчивому впечатлению не стоит - хозяин понимает, зачем Райх ходит к подруге. Он выговаривает Гейман все, что думает по этому поводу: "Я знаю, что вы помогаете Зинаиде встречаться с Есениным. Прошу вас, не делайте этого. Они сойдутся и она опять будет несчастна". Мейерхольд ревнует ее страшно и ко всему свету: к Есенину, к актерам, к друзьям. Ему большого труда стоит быть мягким и корректным. Он все время находится в поле зрения Райх, и это ее тяготит. Но он знает то, что никто не знает: ее безумие не прошло бесследно и она нуждается в его опеке. Всеволод Мейерхольд и Зинаида Райх с Костей Есениным В театре Зинаида могла ни с того ни с сего вспылить, взорваться, закричать. Полбеды, если подворачивался кто-нибудь из актеров, но однажды Райх набросилась на самого Михаила Ивановича Калинина! Разъяренная актриса кричала на всесоюзного старосту: "Все знают, что вы бабник!" Седой, раскрасневшийся, трясущий козлиной бородкой председатель ЦИК отругивался визгливым фальцетом и Мейерхольду стоило большого труда оттащить от него Зинаиду. Он знал, что жена все воспринимает в десять раз острей, чем обычный человек, и невинная шутка может показаться ей оскорблением. Точку в любовном треугольнике поставило самоубийство поэта. На похоронах Есенина в Доме печати Зинаида рыдала: ей некого больше любить, а на кладбище устроила истерику. На сцене она жила чувствами и страстями героев "Леса", "Ревизора", "Горя от ума", "Дамы с камелиями". Она влюблялась, страдала, умирала в мире фантазий и после спектакля возвращалась домой умиротворенной.О Райх говорила вся Москва. Поставленный Мейерхольдом спектакль "Дама с камелиями" с Райх в роли Маргариты Готье, стал событием, но не понравился одному важному зрителю - Иосифу Сталину. Мейерхольда наверху обвинили в формализме, он якобы посмотрел на буржуазный мир с уважением и желанием вернуть былое. Зинаида Райх в сердцах напишет письмо Сталину о том, что тот не разбирается в театральном искусстве и мужа обвинять не в чем. Буквально: "пусть спросит у Мейерхольда, Мейерхольд понимает..." В 1938 году театр Мейерхольда закрыли, Райх больше не играла нигде и никогда. Началась череда арестов и расстрелов. Эта участь не миновала и ее мужа. Мейерхольда арестовали в июне 1939 году. Придя из гостей (от Эраста Гарина) в свою ленинградскую квартиру, он получит ордер на арест. Последний раз он спустится по лестнице своего дома: впереди - оперуполномоченный в кожаном пальто, позади - дворник и стрелок НКВД с винтовкой наперевес. Энквэдэшнику покажется, что Мейерхольд вне себя от страха. Но боится он не за себя. Через несколько дней, когда следователь Родос начнет выбивать из него показания, мир сузится до размеров камеры и для него не будет ничего существовать, кроме боли. За ним с лязгом закрылась железная дверь. Он пытается представить любимое лицо. Волосы цвета воронова крыла и темные глаза... Зинаида Райх Михаил Булгаков не зря поселил дьявола в Москве тридцатых годов. Его присутствие есть и в этой истории. Только страшнее, чем в "Мастере и Маргарите". После ареста мужа с Зинаидой подружился какой-то молодой человек: он в последний вечер ей помогал разбирать бумаги, а потом исчез. Дома была лишь домработница. Кто были те, кто в ночь с 14 на 15 июля 1939 года ворвался в ее квартиру? На Райх напали сзади. Смертельно раненую 45-летнюю хозяйку нашли в кабинете 15 июля. Из дома не взяли ничего. Вскоре квартиру Мейерхольда разделили на две, в них вселились шофер и секретарша Берии. Уголовное дело пропало бесследно. Мейерхольда расстреляли 2 февраля 1940 года. Он не знал, что его любимой уже нет на свете… Осталась кипа пожелтевших бумаг, письма, подписанные Мейерхольд-Райх. Мужчины обычно не берут фамилии своих жен, но Мейерхольд, сильный и самолюбивый человек, носил ее с гордостью. Ему навсегда хотелось быть единым целым с женой, остаться с ней хотя бы так, хотя бы на бумаге.
Второй сын Есенина на отца, действительно, совсем не похож (копия матери), а вот дочь от Райх, сын Юрий от Изрядновой и последний ребенок Александр Вольпин, унаследовали есенинскую внешность, глаза. Юрию навесили 58-ю с высшей мерой в 23 года. Одна небольшая интеллигентная семья и столько неестественных смертей.
Послушала интервью М. Дунаевского частично. Была в курсе его бесконечных женитьб, но с нынешней избранницей всё, похоже, будет иначе, хотя, я думала, что для него это дело принципа. Но, с его слов, она, ведь, не юная девушка, в которую он влюбился без памяти, да и вообще, сейчас романтика вышла из моды (читай: ему поднадоела). На что там было западать? Жутко некрасивый в молодости; сейчас выглядит, как среднестатистический пенсионер. Очень скучный рассказчик, не обошлось без обвинений в зависти к его творчеству и нахваливаний себя любимого. Вообще, волокитам присуща суетливость или льстивость вкупе с самомнением, какой-то невроз, который вызывает известный зуд.
Великолепная статья о первой жене Михаила Булгакова Спойлер Перед смертью писатель Михаил Булгаков говорил, что по-настоящему в своей жизни любил только одну женщину, последнюю жену Елену, которая была прототипом Маргариты. архив Великолепная статья о первой жене Михаила Булгакова!!! Булгаков понимал, как много сделала для него первая жена, но ушел от нее к светской красотке. Елена красиво сбрасывала на стол дорогую шубу, ведьмински щурила глаза и в любой компании была центром внимания. Она разделила с Булагковым его славу, а жизнь земского доктора, борьбу с наркозависимостью, болезни и бедность он делил со своей первой женой, Татьяной Лаппа. Для писателя это была первая любовь, которую он однажды без сожаления оставил, чтобы двигаться дальше. В 1908 году шестнадцатилетняя Тася, дочь управляющего Саратовской казенной палаты, приехала из своего скучного, пыльного города в веселый Киев. Тетя сказала, что познакомит Тасю с Мишей, хорошим мальчиком из хорошей семьи – пусть он покажет ей город. Ребята вместе провели каникулы и расстались уже по уши влюбленными друг в друга. Почти каждый день они писали друг другу письмo. Булгаков совершенно забросил университет, Тася ходила, глубоко погруженная в себя. Девочка хотела поехать в Киев на праздники, родители запретили эту поездку, и из Киева пришла телеграмма: «Телеграфируйте обманом приезд. Миша стреляется». Препятствия только усиливали любовь. Булгаков приехал в Саратов знакомиться с родителями своей В 1913 году Татьяна вышла за него замуж. В церкви, перед алтарем, они оба хихикали – все казалось смешным. Вера Булгакова, сестра будущего писателя, покачала головой: «Как они подходят друг другу по безалаберности натуры»! Через несколько лет Тася позволить себе безалаберность уже не могла. Булгаков окончил медицинский университет, его распределили в земскую больницу в Смоленск. Что будет трудно, стало ясно уже в первую ночь: привезли роженицу, ее муж размахивал пистолетом и кричал: - Убью! Убью если она умрет! Тася достала учебник по гинекологии, стала вслух зачитывать ее мужу, он принимал роды. В ту ночь все закончилось хорошо. Когда началась война и Булгакова мобилизовали работать в госпитале, Тася отправилась с ним, была медсестрой. Ассистировала ему на операциях, держала ноги на ампутации. Спокойно вспоминала: «В первый раз стало дурно, потом ничего». Потом вместе жили в глухой деревне Сычевка. Грязь, дикость, голод, нищета. Лекарств нет, помочь нечем. Булгаков мучился от невозможности выполнять свой врачебный долг, а дальше началась история, которую он описал в своем «Морфие». Тася узнала еще одну вещь: как жить с наркозависимым. Все ее драгоценности ушли в обмен на морфий. В приступе агрессии Булгаков мог перейти любую грань, однажды он кинул в Тасю горящий примус. Когда Тася забеременела, он, как врач, запретил ей рожать – боялся, что у наркозависимого не сможет родиться здоровый ребенок. Булгаков пытался лечиться, пытался «держаться» - не помогало ничего, помогла Тася. Она разбавляла дозу дистиллированной водой, и с каждым разом воды становилось все больше. Дошло до того, что она колола Михаилу одну воду. В гражданскую Булгаков был врачом в Белой армии. Они жили во Владикавказе, когда он заразился тифом. Белые оставили город, а Татьяна осталась с больным мужем. Чтобы добыть хоть немного еды, она бегала по всему городу и продавала последнее, даже обручальные кольца. Потом она не могла себе это простить и думала: оставила бы кольца – уцелела бы наша семья. Холодной осенью 1921 года переехали в Москву. Булгаков писал «Белую гвардию». От холода сводило пальцы. Тася суетилась рядом с тазиками горячей воды, чтобы муж мог согреть руки. Вскоре Москва заговорила о писателе Михаиле Булгакове. Вместе со славой появились какие-никакие деньги, появилось внимание женщин. Булгаков стал обращаться с Тасей, как с преданной, но немного надоевшей поклонницей: «Если встретишь меня на улице с дамой, я сделаю вид, что тебя не знаю». Татьяна все это терпела: казалось, и это они преодолеют, как морфий, как тиф… Любовь все побеждает. Но, оказалось, не все. В это время Михaил познакомился с Любовью Белозерской. Известная светская московская дама как раз скучала в промежутке между мужьями –Булгаков пришелся ей очень кстати. Булгаков предложил Тасе жить в их квартирке втроем . Тут она не выдержала и едва ли не впервые в жизни сказала ему «нет». Так они и расстались. Некоторое время писатель помогал своей бывшей жене, приносил ей продукты, навещал. Как-то принес журнал с первой публикацией «Белой гвардии». Татьяна была уверена, что этот роман будет посвящен ей – за ее верную любовь, за то, что столько раз спасала его, за эти тазики с горячей водой, в конце концов! Она раскрыла журнал – там было посвящение Любе. Татьяна подняла на Булгакова холодные от бешенства глаза. Он пожал плечами: из-за чего эта сцена? - Она меня попросила. Я только своему человеку могу отказать, а чужому не могу. Так он обозначил для бывшей жены систему координат: ты – своя, своя навсегда. Она – любимая, но чужая. Непонятно, какой реакции он ждал, но когда Татьяна швырнула журнал ему под ноги, удивился. Это был последний раз, когда они виделись. Первое время она ждала, что Булгаков оставит Белозерскую. В 40-летнем возрасте Татьяна Николаевна стала невенчанной женой доктора Александра Крешкова и уехала с ним в Сибирь. Доктор был ревнив, считал что она так и не разлюбила Михаила Афанасьевича. Крешков уничтожил все, что напоминало Тасе о Булгакове: фотографии, письма, документы. А она всегда помнила, как Булгаков сказал ей: «За тебя, Тася, бог меня покарает!» Она жила обычную жизнь, никто из новых знакомых не знал, что она была женой известного писателя. Только муж мучительно ревновал ее к Булгакову, иногда кричал: - Ты все еще его любишь. Она молчала, или качала головой: - Ты все еще его любишь. Она молчала, или качала головой: ну что ты, нет. ============================================================================================= О смерти Булгакова, женатого третьим браком на Елене Шиловской, в 1940 году Тася узнала из некролога и тут же поехала к сестре Михаила Афанасьевича. Сестра сказала, что перед смертью писатель звал Тасю, хотел попросить прощения. Тася была уверена, что по-настоящему он любил только ее и наверняка перед смертью хотел не только покаяться перед нею, но и признаться, что никогда не забывал о ней, что сам разрушил свою первую любовь, наполненную страстными встречами, трогательными письмами и нежными клятвами, и жестоко, всей дальнейшей жизнью наказан за это. В 1945 году доктор Крешков вернулся с фронта с другой женщиной, и Татьяна Николаевна осталась одна. Какое-то время она снимала комнату в Москве и работала библиотекарем. Через некоторое время Тася вышла замуж за бывшего друга Булгакова адвоката Давида Александровича Кисельгофа. Они были знакомы с 1923 года. Теперь это были два уставших одиноких человека, бесконечно доверяющих друг другу. Взяв впервые в руки роман «Мастер и Маргарита», Татьяна Николаевна интуитивно чувствовала, что именно здесь что-то написано для нее. Не мог Михаил уйти из жизни, и не повидавшись с нею, и не оставив ей прощального привета. Первая же страница романа заставила сильнее забиться ее сердце: «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?» Возлюбленную звали Маргаритой Николаевной. Она была красива, умна… Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах… могла купить все, что ей понравится. Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу… не знала ужасов житья в совместной квартире”. Да, так было, когда она вышла замуж за Мишу. Отчество — Николаевна, как у нее… Это он пишет о ней. А вот точная деталь: героиня стоит у квартиры номер 50, на Садовой. Той самой квартире, в которой они жили с Мишей…
Очень давно не интересовалась жизнью Бритни Спирс, и тут оказалось, что летом 2022 она в очередной раз вышла замуж. Женишок, правда, совсем не порадовал, но судя по ее предыдущему выбору, – не слишком удивительно, однако иноверца (без гроша в кармане) рядом с ней представить было все-таки непросто. (Нельзя недооценивать восточную настойчивость; особенно, когда на кону бешеные деньги). Спойлер Интересно, как долго продлится брак. Есть такие люди, которые верят, что она наконец-то обрела свое женское счастье) Наверное, как Лолита со своим спортсменом. Или я всё еще ничего не понимаю в этой жизни. Интересен и факт того, что Бритни более 10 лет находилась под опекой отца – так, что не могла выходить замуж без его согласия и, вроде бы, даже рожать детей. За эти годы ничуть не поумнела, хотя всегда производила впечатление чрезвычайно милой девушки.
Жак Оффенбах Спойлер Даже если бы он не написал больше ничего, а только свой знаменитый кан кан из «Орфея», его бы все равно надо было бы признать гениальным. По счастью он написал много больше. Некрасивый еврейский мальчик, поднявшийся до вершин в музыке и сумевший построить свое личное счастье. Надо же какой упрямый оказался. Не в скрипачи рванул, а в композиторы. А много вы больших композиторов-евреев знаете в 1й половине 19 века? Вот и я немного. Майербер, да Мендельсон, да мало кому известный Галеви. Да наш герой – непревзойденный Жак Оффенбах. Еврейский мальчик Яков (Якоб, Жакоб) родился в бедной еврейской семье кантора Исаака Эберста (практически Эвереста). Денег семье не хватало, отец брался за другие работы: также играл на скрипке, преподавал пение и реставрировал еврейские книги. С детства у Якова было очень слабенькое здоровье, поэтому родители решили, что скрипка отнимает у него много сил, и решили – пусть занимается на виолончели. Когда Яков подрос, то захотел учиться в Парижской консерватории, куда категорически не брали студентов-иностранцев. И тут старший Оффенбах проявил себя настоящим «аидише папой»: каким-то образом он убедил самого Керубини послушать своего отпрыска. «Страшненький, но талантливый», - решил Керубини и принял Якова на курс. Повидимому, достойный мэтр совсем не был антисемитом: в этот момент в консерватории преподавал один из любимых его учеников – тот самый Галеви, который и стал учителем будущего короля оперетты. В консерватории Яков сократился на французский манер до Жака, а фамилию Оффенбах практиковал еще его отец – как уроженец города Оффенбах-на-Майне. Учебу из-за нехватки денег пришлось свернуть, и Жак стал зарабатывать концертными выступлениями (ему приходилось на одной сцене выступать с такими своими соплеменниками, как Рубинштейн и Мендельсон). А параллельно мечтать о славе серьезного композитора. Его кумиром был Гектор Берлиоз. Удачные гастроли в Лондоне, где Жака очень тепло принимали и признали выдающимся виалончелистом, существенно поправили его материальное положение и позволили ему жениться. Тем более, что любимая у него была: с первого взгляда он влюбился в Эрмини Д’Алькан – дочь влиятельных и не бедных родителей. Эрминия ответила Жаку взаимностью и сумела настоять на своих чувствах перед заскучавшими было от такой перспективы родителями. Правда Жаку ради этого пришлось принять католицизм. Зато он получил преданную любящую жену на всю оставшуюся жизнь. Вскоре он становится штатным композитором и дирижёром прославленной «Комеди Франсез». А в 1855 году (сказались еврейские корни предпринимателя) открывает свой собственный маленький театр. Через какое-то время в Париже проходила Первая Всемирная промышленная выставка, что привлекло в Париж бесчисленное количество туристов, жаждущих развлечений. Толпа гуляющих по Елисейским полям попадала прямиком в новый театр, и дела у Оффенбаха и его компаньонов пошли в гору. Но конечно, на самую вершину его вынес новый жанр, который сформировал сам Жак и еще один парижский композитор Эрве – вы уже догадались, что речь идет об оперетте. Собственно днем рождения оперетты и считается 5 июля 1855 года – день, когда некрасивый еврейский мальчик Яков открыл свой театрик на Елисейских полях. За следующие 20 лет он написал 89 оперетт, и одна из первых и стала «Офрей в аду» с нашим любимым кан каном. Кстати, художником- оформителем «Орфея» стал еще один молодой гений – Густав Доре. Успех маэстро просто феноменальный – весь Париж напевает его мелодии, великий Уильям Теккерей, посетивший Париж в том году, сказал: «Если в сегодняшнем французском театре что-нибудь имеет будущее, то это Оффенбах». На его концерты ломятся знаменитости и даже монархи. Женевьева Брабантская (1859) Прекрасная Елена (1864), Синяя Борода (1866), Парижская жизнь (1866) – и другие до сих пор составляют гордость жанра оперетты. Ему даже вручают орден Почетного легиона! Война между Пруссией и Францией разрушает все, что он достиг. Во Франции его травят за симпатии к Германии, в Германии наоборот. В 1875 году маэстро вынужден объявить о банкротстве. Правда на следующий год его исключительно хорошо принимают на гастролях в США. Но здоровье композитора оказалось уже подорвано. Он успевает написать еще две оперетты, кстати, неплохо принятые в Париже, а потом все свои силы бросает на свою мечту: написать серьезное произведение. Он пишет романтическую оперу "Сказки Гофмана". Увы, смерть прерывает его работу и 2й акт завершает его друг Эрнст Гиро. 5 октября 1880 года Оффенбах умирает от удушья. Чтобы попрощаться с ним его друг Иоганн Штраус отменил все гастроли и приехал проводить его на кладбище Монмартр... Нету в мире кабаре, где бы ежедневно не исполнялся кан кан Оффенбаха. Наверное только благодаря ему Оффенбах, живи он сейчас, стал бы миллиардером. В прошлом году 20 июня мир отметил 200-летие со дня его рождения...
